Один из участников VIII Санкт-Петербургского международного фестиваля новой музыки – швейцарский квартет саксофонов «Konus Quartett», который дал несколько концертов в Петербурге. Кристиан Коби – участник квартета, саксофонист, композитор, основатель фестиваля импровизационной музыки в Берне и один из признанных мастеров современной экспериментальной музыки дал интервью журналу reMusik.org накануне приезда в Россию.

— Это не первый ваш визит в Санкт-Петербург. Как складывались  ваши отношения с российской музыкальной сценой и возникают ли  помимо гастролей в России контакты с российскими музыкантами и  композиторами?    

В России я был лишь однажды, несколько лет назад. Это был большой тур по разным городам – Москва, Петербург, Ярославль, Казань и так далее, который мы совершили вместе с Кристианом Мюллером [кларнетист и электронный музыкант из Швейцарии – прим. ред.]. Эта поездка стала комбинацией из разных приглашений – прежде всего российского бюро фонда «Про Гельвеция», а также контактов из той сферы, которой я активно занимаюсь –  импровизационной музыкальной сцены, у которые есть живые, активные связи по всему миру. Что касается контакта с российскими музыкантами вне гастролей – я играю в секстете «Периферия», куда входят три  швейцарца и три русских музыканта – недавно у нас вышла пластинка. В том числе недавно я был, так сказать, ментором саунд-музыканта Бориса Шершенкова, который провел несколько месяцев в резиденции в Швейцарии. Кстати, он будет играть с нами в конце мая на фестивале в Петербурге.

— Отличалась ли чем-нибудь реакция публики на современную, экспериментальную музыку в столичных российских городах и в провинции?

В Москве атмосфера мало чем отличалась от той, к которой я привык в Швейцарии. В «Электротеатре» мы давали семичасовой концерт вместе с русскими музыкантами – и там, конечно, очень сильно дыхание большого мегаполиса, привычного взаимодействовать с современной музыкой. Что  касается других городов – это были концертные площадки, где нас слушали  люди, которые точно знали, куда они пришли. И контакт с публикой был очень интенсивным.

— Вы один из сооснователей фестиваля »zoom in« в Берне. В чем специфика организации фестиваля импровизационной музыки – можно ли сказать, что это своего рода джем? Каков процент неожиданных музыкальных результатов?

Я точно не занимаюсь организацией джем-сешн. Я хорошо представляю, кого я приглашаю, в каком контексте эти музыканты уже играли, я знаю, чего могу от них ожидать, – в большинстве случаев мне уже приходилось с ними играть или я их слышал на других фестивалях. Как правило, с каждым из приглашенных музыкантов я оговариваю условия заранее – вы будете играть друг с другом, можете начинать встречаться и готовить концерт. Не бывает так, что они впервые видят друг друга на сцене и тут же начинают импровизировать. Обычно у меня есть довольно четкие представления, как у куратора. Например, на один из фестивалей я пригласил Клауса Ланга, который играет на органе, и он два дня подряд в бернском соборе репетировал с фаготисткой, чтобы найти подход к пространству и друг к другу.

— Как вы для себя сами определяете – что такое импровизация?

Это свободное музицирование, внутри которого ты через свой инструмент или своей голос можешь воздействовать на других исполнителей и вместе выстраивать звуковой мир. Есть еще другие, близкие понятия, такие как например «instant composing» или «freely music». Самое главное – это ощущение свободы – от сложившихся представлений, от всего того багажа, который мы приносим с собой на сцену, чтобы быть полностью преданным тому, что происходит здесь и сейчас. Ведь на сцене часто встречаются музыканты из совершенно разных сфер и традиций.

— К разговору о свободе. Когда мы говорили с Клаусом Лангом о его отношениях с исполнителями, он неожиданно радикально высказался о том, что предоставляет и даже ожидает от музыкантов максимальной свободы при исполнении его сочинений. Вам уже не раз приходилось сотрудничать с Клаусом Лангом –  как вы относитесь к этой концепции   со своей, исполнительской стороны?

Мне кажется, речь прежде всего идет о том доверии, которое композитор испытывает к исполнителям. На мой взгляд, сочинения Клауса Ланга можно исполнять только тогда, если ты воспринимаешь всю партитуру в целом – ведь его музыка очень отличается от, скажем, Фернихоу или Ксенакиса. Удивительно, что несмотря на то, что его произведения очень точно продуманы композиционно, они оставляют исполнителям большую свободу. И это, конечно, связано с его доверием музыкантам, которое ты ощущаешь, работая вместе с ним. Он ставит совершенно другие вопросы – речь идет не о какой-то скрупулёзной точности, а о понимании формы и смысла сочинения в целом.

— Вам кажется, этот подход имеет смысл и по отношению к сочинениям  других современных композиторов?

На мой взгляд, очень важно, когда во время написания новых сочинений,   особенно если они пишутся по заказу, исполнители вовлекаются в творческий процесс. Часто, когда музыканты получают новую пьесу, они  ничего не знают о композиторе, никогда с ним не встречались. И тогда они выучивают текст, играют пьесу, откладывают и забывают о ней. Важно, чтобы музыканты были включены в процесс изначально – так, как было в прошлые времена, когда композиторы сами участвовали в исполнении.

— В одной из рецензий на ваш новый альбом я встретила утверждение,  что обычный традиционный саксофонный звук лежит вне сферы ваших  интересов. Так ли это? 

Пожалуй да, так и есть. Скажем, джазовый саксофон не увлекал меня никогда. Куда чаще меня интересовали другие инструменты, другие звуки – я ориентировался на электронную музыку или струнные инструменты. Конечно, я изучал классический саксофон, переиграл весь классический репертуар, в разных ансамблях. Но довольно рано понял, что меня интересует именно экспериментальная музыка.

— Кто ваши кумиры в экспериментальной музыке?

Мне восхищают, прежде всего, музыканты, которые интенсивно работают со звуком. Это Элвин Лусье, который как раз в эти дни отмечает свой 95-летний юбилей, Филл Ниблок, который в течении последних 60 лет крайне последовательно работает в одном и том же направлении, Полин Оливерос, которая посвятила себя проблемам слышания и слушания музыки. Это те аспекты и те фигуры, которые меня интересуют.

— Вы многие годы работаете с собственной экспериментальной техникой игры на саксофоне. В чём она заключается?

Около десяти лет назад я начал подзвучивать свой инструмент. В последнее время я несколько отдаляюсь от микрофонной техники, но это была очень  важная для меня фаза. Я закреплял маленький микрофон прямо на место  происхождения звука. Речь идет в первую очередь об ультратихих звуках,  которые наше ухо, как правило, не различает.

— Вы как бы пропускаете их через звуковую лупу?

Да, наблюдаю под микроскопом, увеличивая их в пространстве.

— Вы пишете только сольные сочинения и только для саксофона?

Как правило, да. Большей частью для меня самого. Ещё я занимаюсь так называемой концептуальной музыкой – это концепты, определяющие конкретную манеру и способ звукоизвлечения и то, где и как должны быть расположены музыканты в пространстве, но оставляющие при этом максимальную свободу исполнителям.

— Несколько лет назад вы основали собственную звукозаписывающую фирму «Cubus Records». Что послужило главным стимулом – рекламные соображения или желание получить именно то качество записи, которое вам важно?

Мы основали этот лейбл вместе с Фабио Орли, одним из участников нашего ансамбля. Он не только саксофонист, но и звукорежиссёр, что в данном случае, конечно, принципиально. Почему мы это сделали? Точно не из рекламных или финансовых соображений – сегодня продается всё меньше пластинок. Скорее из желания распространять новую, актуальную музыку. Это не только наши собственные записи, но и наших коллег. И ещё, наверное, мы руководствовались желанием заложить канон некоей определенной звуковой эстетики.

— Как сложился Konus Quartett?

Мы все учились в разных местах и затем постепенно один за другим собрались вместе. Первой программой, которую мы исполнили, был струнный квартет Россини в переложении для саксофонов. Но постепенно нас всё больше и больше захватывал интерес к современной музыке. Первым нашим  крупным проектом стало сочинение «La bocca, i piedi, il suono» для четырёх солистов и ста саксофонов Сальваторе Шаррино. И затем постепенно начали складываться отношения с другими композиторами, появлялись сочинения, написанные специально для квартета.

— Кто из  композиторов наиболее значим для вашего ансамбля?

Есть сочинение, которое стали практически нашим «Primus inter pares». Мы  исполняли его, наверное, раз 40, не меньше. И мы все еще в процессе его постижения – каждый раз оно звучит все лучше, точнее. Это «Mémoire, horizon» Юрга Фрая, которой написал его около восьми лет назад. Кстати,  мы будем исполнять его на фестивале в Санкт-Петербурге. На первый взгляд  это довольно простая музыка – трех или четырехзвучные аккордовые последовательности без использования какой-то особой экспериментальной нотации – которая обладает при этом огромной внутренней силой.

— И последний вопрос, конечно, на тему пандемии – каким был для вас этот сложный год?

Как и у многих, наверное, – все время смена разных эмоций. Тревога, неуверенность в будущем, но также поиск новых возможностей, больше записей, больше времени на какие-то новые проекты. Я очень радуюсь  возможности поехать в Санкт-Петербург. Не все организационные вопросы еще решены, но, как правило, в итоге всегда всё получается. В прошлые выходные я был в Польше – стране, которая в Швейцарии относятся к зоне повышенного риска. И там как раз после долгого перерыва отменили многие ограничения, открыли кафе – у людей было замечательное настроение. От Бориса Шершенкова, который недавно был в Берне, я слышал, что в России жизнь вернулась в нормальное русло, так что я этому очень рад.